Он называл себя Петром III, народ величал его "царем-освободителем" и ждал чуть ли не отмены крепостного права. Кого только не изображал Емельян Пугачев и каких только обещаний не давал поддержавшим его людям. Кем был на самом деле Емельян Пугачев? Почему простой донской казак внушал страх самой императрице Екатерине Великой? Как он смог подчинить своей воле казацких старшин, за короткий срок собрать боеспособную "армию" и стать вождем народного восстания?
Ответы на эти и другие вопросы – в авторской программе Владимира Мединского "Рассказы из русской истории" на радио Sputnik. Гость программы - Юрий Никифоров, кандидат исторических наук, член Научного совета Российского военно-исторического общества.
Владимир Мединский: достаточно посмотреть на карту Российской империи, чтобы понять, почему Россия всегда пыталась сложно комбинировать армию: военные поселения, регулярная армия, разные типы войск и так далее. Нигде в мире не было ничего подобного. Бескрайние, бесконечные тысячекилометровые российские масштабы. Поэтому, естественно, для уменьшения расходов на содержание армии, хоть как-то контролирующей эти границы, нужны были и казаки, и стрельцы и все тому подобное. К концу 1857 года, к моменту начала военной реформы и отмены военных поселений в них проживало 620 тысяч человек. Это не только солдаты, но и их помощники, те люди, которые помогали кормить и обеспечивать армию. Все это снижало нагрузку на казну.
Юрий Никифоров (сравнение Степана Разина и Емельяна Пугачева, – ред.): как можно выбирать между двумя разбойниками, кто из них менее неприятен? Степан Разин в народном сознании лишен таких явных негативных черт и коннотаций, потому что это было слишком давно для того, чтобы у людей сформировалось на основе документов и источников представление о его личности. Это исключительно легенда. А следствие и допросы Емельяна Пугачева уже позволяют рассуждать о его личности с опорой на его собственные признания и выстроить хронологию восстания. Это все намного более точно известно. Поэтому Разин выглядит менее негативно.
Владимир Мединский: в истории вообще нет понятия неизбежности. В истории всегда на любом этапе тысячи и тысячи развилок. И вместо того, чтобы рвать на себе волосы, мне кажется более правильным было бы восхититься величием наших предков, которые умудрились в крайне неподходящих для этого условиях природных и географических создать великое государство и цивилизацию. Есть множество научных исследований, довольно глубоких и очень интересных: и исторических, и географических, и историко-климатических, которые доказывают невозможность и крайнюю неэффективность хозяйствования на большей части территории современной Российской Федерации, особенно в условиях Средневековья. Сельским хозяйском заниматься здесь нельзя. То есть сам факт существования эффективного государства на российских почвах с историко-климатической точки зрения является оксюмороном.
Юрий Никифоров: для любого общества в рамках такого образа общего прошлого имеют значение такие моменты, как смуты. Не только же представление о том, какие эпохи были хорошими (имеет значение, - ред.), но и такие моменты нашей истории, в которые мы вглядываемся со страхом, потому что не хотим, чтобы это повторилось. Что смута XVII века, что эпоха Пугачева, что смута XX века – эти эпохи играют большую роль, к ним интерес всегда будет, потому что это такие трагические страницы с большим количеством разного рода переплетений судеб и страстей. Как правило, о спокойных периодах сплетен гораздо меньше.
